Прикрылись вассалы щитами стальными,
Длинные копья вниз опустили,
К седельной луке головой склонились,
Без дрожи и страха вступают в битву.
Песнь о моем Сиде.
Длинные копья вниз опустили,
К седельной луке головой склонились,
Без дрожи и страха вступают в битву.
Песнь о моем Сиде.
“Лунный свет торжественно вливается в комнату прозрачными потоками. Так же неспешным цугом шествуют и мои мысли. Луна не дает уснуть.
Полуночное
Отбивает желание работать. И я смотрю, как она томно ступает по черному небосклону”.
19 октября 1664 г.
“Радость возвращения была омрачена парой политических неурядиц в виде удачной осады англичанами Нового Амстердама и захватом Эспадой корабля “Тринидад”.
Сии мелочи, конечно, не могли повлиять на дела Господни в целом, но, дали смиренному Его рабу пищу для размышлений.
Что ж, еретики воюют с еретиками за право ходить по морю. Однако их пули рикошетят в наши стены.
Потеря “Тринидад” скажется гораздо быстрее. Дон Санчос де Урбино, вернувшийся за выкупом, передал благодарность от г-на Эспады за не зря потраченную бумагу. Истинно английское нахальство.
Впрочем, следует видеть Божью десницу в том, что письма попали не к сэру Эрилу и даже не к адмиралу К. Лишний раз убеждаюсь в своей правоте и своевременности действий.
Неделей спустя на Плаза де Армос я видел его. Менее, чем одном выстреле от моей кареты. Он был не один, рядом находилась пара отличных ребят, при взгляде на которых сразу решаешь: преданные псы.
Мой эскорт был презрительно мал. И на мгновение показалось, что гроза неизбежна. Но он не двинулся с места. Не вскинул пистолет и не спустил своих собак. Лишь смотрел на меня. Без тени презрения. С каким-то детским любопытством.
Его рука спокойно лежала на эфесе.
И я смотрел на него. На свой недуг. На свою смерть. Но рука моя, поднятая для знака охране, почему-то опустилась. И я не отдал приказа.
Пользуюсь затишьем.
Будто Сид Кампеадор перед осадой Валенсии. Нам обоим выпало время на грани смерти и подвига. Да, далека дорога по лезвию. Но все знали: Сид взял свой меч в добрый час. Значит, и мы подняли оружие, когда пришла пора.
Форт почти достроен. Дожди скоро прекратятся, и нужно ожидать “сюрпризов” от “мавританской конницы”.
Дель Тьерро снова отличился. Приезжал поделиться сведениями о слабых местах в обороне моего морского диестро. Этот арагонский выскочка начинает меня порядком раздражать своей мелкой рябью. Пока он еще может принести пользу. Но терпеть в чине майора подобного типа я не намерен. Однако буду рад, если этому мальчишке удастся совладать с hidra*…
У ночей нынче горький привкус. В груди щемит и ворочается тяжелая пустота. А там, где пусто, обычно промышляет нечистый…
Сейчас вспомнилась старая история, которую юный отпрыск дома Беларесов взахлеб рассказывал гостям. Все повторяется, однако…
“Один из дружинников славного Сида, тоже уроженец Бургоса, возвращался домой на краткий срок после боев за Валенсию. Одна из дорог столкнула его с отрядом мавров, остановившихся на ночлег. Произошла стычка. Перевес оказался на стороне храброго христианина. Охрана знатного мавра была перебита, а сам он был повержен и лежал почти бездыханный у ног победителя. Но Господь остановил руку сеньора…”
"Да, этот пассаж о милосердии в ту пору, когда сердце еще не устало, был особенно трогателен. Благородство. Есть в мимолетном порыве сострадания что-то великое. Так мы узнаем Бога в себе. И Он улыбается нам".
“…Мавр был поражен этим неожиданным благородством. Но что мог он предложить в благодарность? Свою руку, которую едва ли мог поднять?
Он предложил. Настоящий дар сильных.
-Ты проявил милосердие Аллаха. Да будет оно всегда с тобой. Когда тебе понадобится добрый совет или легкая смерть, тебе стоит только позвать. – сказал мавр.
Воитель простился с остатками мавританской свиты и поехал дальше. Недалеко от города дорога вела под уклон.
У обочины стояли три старые оливы. Но не встречали они сеньора приветливым шелестом серебряных листьев. Их почтенная старость была обнажена огнем. Ни единого листа не было на них.
Пришпорил коня бургосец…
На месте дома сеньор нашел пепелище. Ветер гонял клочки сгоревшего тряпья, подметая мощеный двор. Окна смотрели дико, будто на неприятеля, а стены, словно обороняясь, норовили сбросить на пришедшего остатки потолочных балок.
Крик застыл в горле вороньим клекотом. Сердце бургосца обратилось в пепел.
Он бродил, словно в пьяном забытьи, по черной земле и звал родных. Только гулкое эхо вторило его зову.
Отчаяние заглушило в нем желание борьбы. Он решил броситься на меч.
Но, когда он снял кольчугу, разнуздал коня и вознамерился умирать, его окликнули.
В обугленном дверном проеме появилась…женщина в мавританской одежде. Удивление пересилило в сеньоре стремление уйти.
Плавной походкой сарацинка пересекла двор и подошла к сеньору, ясно улыбаясь. Девушка, почти девочка, стояла перед ним.
- Зачем терпеть боль? Ты жаждешь смерти? Я принесла тебе ее. Мой господин послал тебе этот дар милосердия. Стоит выпить несколько капель, и ты уснешь самым крепким сном, каким пожелаешь. Смертный сон тяжел, но боли не будет.
В руках она держала прозрачный сосуд с золотой росписью, в котором нежно светилось пламя смерти.
Он помедлил. Еще раз глянул в лицо сарацинке. И страх обуял его. Вмиг понял, что забыл не только про своего Господа, но и про первейший кровный долг.
Девушка заметила это. Лукаво прищурившись, она поплыла к серому камню у ворот и подошла к несчастному.
-Зачем питать эту мертвую землю своей кровью? Лучше посмотри еще раз под ноги взглядом воина. Неужели не видишь, что она вопиет об убийцах?
- Как мне верить тебе, чужеземка? Сотворить такое могли только твои родичи из темных земель!
-Посмотри под ноги.
Глянул он, как просила сарацинка, и увидел в горстке пепла наконечник стрелы.
И застыл в немом озлоблении. На теле наконечника виднелись насечки, составляющие рисунок.
Вспомнилось сеньору, как год назад на охоте спорил он с добрым соседом своим, кто из них подстрелил оленя. Проспорил тогда, ибо ранен был зверь меченой вороненой стрелой.
-Скоро упадет ночь, господин.Тебе нужен отдых. Негоже быть там, где ступала смерть. Сейчас погоня бессмысленна. Сам без толку ляжешь, и ничего не вызнаешь. Хвала Аллаху, что сохранил тебя.
- Что ж, ночью разве только псам следы ведомы.
Разделили они ужин и скоротали время до сна приятным разговором.
Преклонил усталую голову сеньор в шелковом шатре среди благовоний и мягких подушек.
Утром морок рассеялся…
Сеньор пробудился в одиночестве.
Рядом лежали еще теплые лепешки, бурдюк с вином и тот самый сосуд со смертным даром.
Опытный охотник всегда выследит добычу. Сеньор прокрался в дом своего доброго соседа. И нашел там взаперти на женской половине дома свою дорогую супругу. Женщину держали презренной пленницей. Убить себя ей не давали…
Как ни внушало сеньору горе кинуться на врагов и в едином порыве перебить всех, он сохранил разум холодным, решил поберечь силы. Откупорил сосуд с драгоценным настоем и пустил его в дело, подмешав в воду страже. По капле. Пусть выспятся на год вперед. Досталось и хозяину дома. А сон его будет дольше. Ночью в темный волчий час вывез он жену и ее похитителя из преступного логова.
А через два дня в Бургосе был суд. Милостивый алькальд разрешил дело доброй гарротой”.
Темная история и темных временах. Но задевает за живое. Будто дикий виноград стелется и оплетает сердце.
В каждом событии мы невольно ищем отголоски собственных мыслей”.
* hidra - исп. морское чудовище.