Семпоала, разрушенный город.
21 марта 1665 г.
21 марта 1665 г.
На границе жизни и смерти, в зале Пляшущих Палиц, он прочел в глазах маленькой брухи, неизвестно, как оказавшейся здесь, последнее напутствие Буэно Омбре.
На этот раз много текста.
- Хороший Человек, как ты его назвал, велел, чтобы я, Иолотли, была тебе еще одним сердцем, пока твое бьется устало и тяжело. Лежать нельзя, ты знаешь, коли пробита грудь. Ты не сможешь дышать. Сплевывай кровь. Не шевелись пока. Нужно отдохнуть, чтобы идти. Я сейчас приду. Надо тебя согреть.
“Лучше прекратить эту комедию и застрелиться к чертовой матери…Девчонка намучается со мной. Продрогнет и вымокнет на болоте… Убьют, если высунется…Дель Тьерро не уйдет так скоро”.
Но дотянуться до пистолета уже не было сил. Он смотрел на него пристально и зло, как на предателя, будто надеялся, что оружие устыдится, сдвинется с места и само ляжет в руку.
Тело не слушалось - объявило бунт. И никак не желало умирать. Его терзала лихорадка, кидая в жар и в холод. Раны горели, от ярости боли перехватывало дыхание.
Но смерть медлила...
- Ты уже получил свой жребий. Скажи мне, разве есть смысл сидеть, уставившись в угол, и мучиться от попыток прийти к ясности сознания? Ты сам понимаешь, что все “за” и “против” уже взвешены.
- Ты ошиблась…
Искалеченное тело боролось с ознобом, отвергая прохладные объятия Муэрте.
Каменный музыкант продолжал играть. Лунный свет медленно выхватывал из темноты его тонкие руки и флейту. Разбитые стебли тростника извивались у его ног в немой агонии, а вокруг раздавался тихий топот каменных ступней. Все, что осталось от исполинов с их устрашающими палицами.
***
Иолотли укутала раненого в найденный плащ и обняла, чтобы согреть. Эта ночь была жаркой, как и все прежние до прихода дождей. Но Ричард ощущал лишь холод обступивших его камней и сырость болотного тумана.
Он повернул голову в сторону провала в стене. Часть крыши тоже разрушилась. Сквозь нее смотрел молодой месяц. Но этот улыбчивый полководец стоял низко к горизонту, словно прощаясь.
- Ночь на исходе…Утром они двинутся на юг, к побережью.
- А мы следом, Рикардо. Ты сказал, тебе надо в Веракрус. Тебя там ждет женщина.
- Я это все вслух сказал?
- Да, Ри-кар-до...Ри...кар..до…- нараспев произнесла она. Будто ей нравилось звучание этого слова. Девушка повторяла на разные лады его имя, словно прогоняла его душу из темноты, в которую он проваливался.- Если ты так говоришь, значит дойдешь. Она ждет.
Вблизи развалин бродил какой-то зверь: хищник ли, почуявший кровь, или просто лесной бродяга? Воздух сотрясал надсадный вой, похожий на рыдания.
***
Иолотли собрала остатки разбитого скарба, отыскав чьи-то башмаки и еще одну флягу, по счастью, не пробитую. Тонкая, как тростник, и ловкая, будто лесной зверек, она без боязни обследовала руины, забравшись даже на крышу.
- Они сняли лагерь. И хотят идти. – выдохнула Иолотли, торопливо спускаясь.
- Я сплела веревку из лиан. Мы спустим тебя, как в колыбели, когда рассветет.
К утру боль немного стихла. И Ричарду позволено было задремать.
Рассвет лениво раздвинул полог зеленой мглы, окутавшей топь. Ночные тени съежились и сползли в углы, открыв на обозрение лику дня всю картину разрушений.
Разметанный щебень, клочья изодранной ткани и багровые следы крови среди обуглившихся стен.
На поверхности сваленных плит не было ничьих останков. Каменный склеп надежно прикрыл их от охотников за падалью.
***
Далеким эхом среди лесного шума прозвучал горн. Поредевший испанский отряд стремился назад, увозя с собой мрачные трофеи. Словно конвоиры, понукающие заключенных на долгом перегоне, кружили над войском прожорливые грифы.
Иолотли удалось найти пару целых досок. Из них общими усилиями сделали люльку, в которой раненый покинул свою тюрьму. Внизу воздух был наполнен прелой влагой. К вечеру болото обрушит на беглецов москитные полки.
- Я натру тебя маслом. Оно жжет кожу, но кровопийцы не будут тебя донимать.
Ричард не отвечал. После путешествия с вершины пирамиды он едва переводил дух. Голова кружилась, а внутри снова полыхала боль. Рана не кровоточила. Но Ричард и его спасительница понимали, что им не одолеть даже границ разрушенного города. Вязкая почва и зыбкая тропинка, которую вытоптали накануне солдаты, не пустят дальше ближайших зарослей.
- Ты не можешь идти. Но здесь мы не найдем хорошей воды…- подытожила Иолотли.
- Баста. Засиделся. Пора и честь знать.- он произнес все на одном дыхании, отчетливо и бодро, будто на марше.
Девушка была удивлена, но ничего не сказала в ответ. Лишь кивнула и стала помогать Ричарду подниматься. Он выпрямился, с трудом, припадая к маленькой брухе, сделал шаг.
Он не кривился и шел какое-то время, пытаясь не потерять из виду границу тропы. Земля уходила из-под ног, словно старалась надежнее погрузить их ступни в ил. Его дыхание снова превратилось в хрип.
- Ты не дойдешь так. Остановись. Нужен отдых.
- Идем…я буду подыхать где угодно, но только не на болоте…
К полудню они почти выбрались на сухую землю. Удалось достать воду. Но зной лишь распалял жажду. Предстояло решить, как двигаться дальше. Испанцы прорубили в лесу довольно свободный тракт. Следы орудий, которые воинственные фанатики затащили в такую глушь, были прекрасным ориентиром. Скрывшись от солнца под густыми кронами, раненый приободрился.
-Все думаю, почему твой бог пощадил тебя, отняв легкую смерть? За твою жизнь просила она? Принесла жертву, и ты не погиб.
Раненый попытался улыбнуться. Но это подобие улыбки больше походило на оскал.
- Кто знает? Зато теперь со мной нянчишься ты.
Одолеть еще один переход было труднее. Воздух в зарослях был жарок и тягуч - не под силу несчастным легким.
- Останемся здесь. Я найду кров и еду. Но вперед ты не пойдешь.- приказала бруха.- Я не могу вызвать тебе дождь или ветер, не могу заставить тебя лечь. Но тебе нельзя идти. Еще шагов десять, и мне не удержать тебя: ты будешь ходить уже не по земле.
- Как скажешь. Но с дороги нужно уйти.
Снова то же, привычное для затекшей спины положение. Хвала большим деревьям, возле которых не строят свои города муравьи.
Иолотли, впрочем, ненадолго растворилась в зарослях. Быстро и умело она сделала над его головой навес из пальмовых листьев. Раненый вновь боролся с лихорадкой. Но такой гость, как озноб, даже порадовал его.
Девушка ушла искать еду. Оставила ему флягу с настоем, наказав пить часто и понемногу.
Ричард остался бодрствовать в обществе фляги и пистолета. Он остерегался засыпать без своей провожатой.
Потому что начинал отчетливее слышать знакомый шепот Той, чей дар убеждения делал честь любому дипломату. Она говорила с ним в той же непринужденной манере товарища по несчастью:
- Зачем бесполезно тратить остатки воли на долгую борьбу? Не лучше ли использовать их на один поступок?
Он шипел и огрызался, как мальчишка, совершенно презрев манеры. Сон же склонял его чаяния к ногам собеседницы.
***
Птичья толкотня и пряный настой усыпили раненого. Почти звериная настороженность не давала уснуть совсем, приходилось лишь дремать.
Внезапно до его слуха донесся резкий крик и знакомый треск ружейного выстрела. Ричард хотел вскочить. Но не мог даже подняться. Где-то среди сырых ветвей замаячили фигуры кирасиров. Рука послушно легла на пистолет. Но солдат привлекала другая цель.
- Уходи, теу-у-уль! – из влажной чащи летит пронзительное эхо. Приносятся еще слова, которых уже не разобрать.
Снова крики и брань.
Сила гаснущего сознания подхватила раненого с места, швырнула в сторону и облепила листьями. А через мгновение земля разинула пасть зловонного колодца, и сознание рухнуло, унося разбитое тело в черную яму.