Не вам, сэр, со своей палубы метить мне в борт.
Адмирал Брайтон.
Все беды человека от его языка.
“Далеко от берегов в северном море упирается в небосвод скала. Стоит она во власти ветров, которые, порою, забывают снег на ее склонах. Поэтому почти круглый год скала седа от снежной золы и угрюма. Только поздней весной вид ее радостней. Цветут бурые травы, постоянные узники ее расщелин. Однажды ветер бросил на один из уступов малое семечко. Оно сумело прорасти. И поднялся из узкой трещины маленький белый цветок. Недолгую жизнь обещали ему ветры, когда заставляли скалу гудеть и дрожать от ударов волн. И цветку ничего не осталось, кроме ожидания гибели с приходом осенних бурь. Но маленькие лепестки, все же, радовались солнцу. Диким травам было этого не понять. А солнце смотрело на одиночку с состраданием. Он цвел недолгое лето и к осени умер, укрыв своим прелым тельцем пару своих семян. Другие семена ветер унес в сторону Большой земли.
Понял ли ты, зачем я это рассказываю, сын мой? Где бы мы ни оказались: в чужой ли земле, без надежды и возможности проститься с близкими, или в ином постылом месте - ничто не отменит течение жизни. И ты, мой милый, будешь жить. И любить будешь…так, словно вскоре грядет конец света. Дай Бог узнать тебе такую любовь. Тогда ты простил бы меня.
И ненавидеть ты будешь…Но пусть отведет Всевышний от души твоей эту горькую ненависть”.
ноябрь 1647 г. леди Сьюзен Кастингс, письмо к сыну
Дальше***
Элис прятала слезы с тихим достоинством, без патетичных истерик, словно угадала причины той сцены. Дальше разыгрывать перед ней корыстолюбца было гадко до тошноты.
Капитан приказал убавить парусов и сменить курс. Ветер верно уловил круговерть его мыслей и влачил корабль на север, в сторону Гваделупы. Ждал ли Эспада провожатого, путал ли след?
***
“Что мы имеем в итоге: потерянное доверие, но согласие ехать. Она плачет и молчит. Ты знал, что так будет. Но едва ли предполагал, как будешь выносить ее боль...
Все правильно: горькая пилюля действует. Ты везешь ее к еретикам, а она согласна ехать с тобой хоть к черту.
Ее ждут с такой надеждой, что неверие было бы грехом. А ты возомнил, что ее будущее без тебя светлее... Ведь главная ее беда – ты сам…
Еще полдня холодного обращения, и она все сделает тебе назло. Ступит на английскую землю, оденется в кружева, и даже будет внимать чужой речи. Не скоро, но все забудется.
К чему винить адмирала с его отповедью? Дорога туда заказана. А вот мзду можно было требовать изрядную…Можно, но не тебе.
Слепой дурак. Такой хитрый пройдоха, а сердца ее до конца не прочел. Ведь не отдашь ее. Ни за какие выгоды…Только за возможность быть подле. Всегда.
Да в гробу мне виделись эти бредни про бессребреников! Ты была не права, Соледад.
Разве мало ты положила на тот алтарь? И в итоге все потеряла…Хватит. Надоело. Зачем отказываться от желания быть рядом, если еще не поздно?..”
***
“Он лгал. Конечно, лгал. Но что это было? Злая выходка корыстного труса? Жест отчаяния? Зачем? Я не давала повода сомневаться в себе. Что еще у него на уме?Неужели, он способен предать меня, получив плату от англичан? Ох, только бы не все напасти разом…Нет-нет…не верю. Это ошибка. Моя или его. Как разобрать?
Что ж, нечего себя жалеть. И сетовать – нечего. Бежать в любовном ослеплении было глупо. Меня снова продали… А слезы – лишь повод к раздражению. Значит, их никому видеть не должно. Но как быть? Смириться и подождать пока явятся перекупщики? Не все ли теперь равно? Не дай оступиться, Господи!”
***
Ночь для обоих прошла в одиноком бдении. Элис долго сидела у распахнутых окон каюты и смотрела на звезды, дымящиеся в вышине. Она почти не слышала мерного рокота голосов и скрипа снастей. Сердце словно отупело и более не вмещало обиды, дневная печаль уснула, безотрадные мысли обратились горсткой золы.
А на мостике в томном вареве Млечного Пути правил судно молчаливый кормчий, утопивший в море любые размышления о благородном самоотречении.
***
Несмотря на вчерашнюю баталию, утром обе стороны собрались за столом для завтрака. Беседа текла чинно и нарочито неспешно. Однако в ней не было той остроты и пряного налета рассыпавшейся корицы, благодаря которому слова не сразу можно проглотить.
Имбирное печение прощалось с белым светом довольно быстро, рука об руку с чаем, в который капитан намешал каких-то трав.
И тем внезапнее среди показного утреннего благодушия из уст сеньоры прозвучал вопрос:
- Мой отец испанец говорил, что в родной Кастилии стала модной короткая память. Умеете ли забывать вы, англичане?
Ричард недоуменно посмотрел на нее и нехотя ответил:
- Не умеем…
Затем, будто машинально, он опустил щипцы в сахарницу, извлек увесистый кусочек своего несчастья и…положил себе в чашку.
Потом водрузил щипцы рядом, и, словно очнувшись, пару мгновений осматривал последствия своей оплошности. Это совершенно не вязалось с привычной собранностью капитана.
Ричард быстро нашел выход – поменял чашки, так как никто еще не притронулся к питью.
Но сгладить неловкость уже не было возможности.
Капитан прятал глаза и почти ничего не ел. Лишь когда Элис протягивала ручку за следующей имбирной жертвой чаепития, Эспада смотрел открыто. И тут же коршуном кидал взгляд вниз изучать салфетку.
Капитан был взволнован, но то ли не пытался скрыть волнение, то ли уже не мог совладать с ним. Наконец, Эспада отодвинул чашку, спросил дозволения встать, и, получив его, отошел к окну. Он словно хотел убежать, но путь к двери преграждал стол, за которым сидела Элис.
Капитан нервно одернул воротник, одним рывком развязав тесемки, словно ему не хватало воздуха.
Резко обернулся. И, устремив на покинутое место один из тех взглядов, которые поворачивают колесо времени, сказал:
- Я вас люблю.
Крохотный кусочек печенья зарвавшимся Икаром упал на cтол, соскользнул с края и затерялся в лабиринте юбочных складок.
- Вы?
- Да, сударыня. Простите,вы не поняли? Я по-испански…скажу. Я люблю вас.
- Вы шутите?
- Нисколько.
- Но…как же понять вас?
- Понять? Прямо, конечно. Да...да, все это не вовремя...
Элис следила за происходящим с полным ощущением сновидения. Она была совершенно уверена, что грезит наяву.
- Я не понимаю…
- Простите, я должен идти.
Элисию начал бить ледяной озноб. Да, все произошедшее, скорее, напоминало неудавшуюся кавалерийскую атаку. Или так и не собравший силу шквал, что набежал каким-то невнятным порывом, лишь растрепав волосы. Не таким видела она это желанное признание. Тем более от человека, способного заговорить зубы даже собственной смерти. Но приходилось мириться с теми скупыми словами, что увидели свет против воли говорившего.
Она не могла оставаться в каюте и тихо прокралась на палубу. Ребята Эспады уже не обращали на нее внимания: то ли повинуясь приказу, то ли по привычке видеть эту самую даму перед большой заварушкой.
Капитан был на юте. Он стоял один, дымя трубкой.
Элисия шагнула на пару ступеней вверх. Немного помедлив, решительно направилась к нему.
- Ступай вниз, тебе не нужно здесь быть.
- Я уйду, коли хочешь. Но, по-моему, разговор не закончен.
- Ты о чем?
- О том, что было четверть часа назад.
- Позже об этом. Появились дела.
- Что ж, как скажете, сеньор. Дела?
- На подходе Дамьен, француз, который доставит вас на Барбадос.
- Я от нее отказался."
(Сами знаете откуда).
Капитан... Как же ему сложно было. Но все же нашел силы, сказал... Теперь будет и сложнее, и в чем-то проще. Хотя бы без лжи между.
Сижу, затаив дыхание, и жду теперь реакцию синьорины на долгожданное признание.
Chithe, ага, мы знаем, что следующей репликой будет "дурак".Но это не наш случай. Он хоть и с опозданием некоторым, но признался же.
охухоль, спасибо.
EstaNoche, такие люди умеют говорить, но,почему-то, иногда теряют голос...Да, теперь им будет проще в обществе друг друга.
Лахэйн, сказал вот...решился.Но, все равно, потерялся.
Fekolka, они, действительно, не говорили. А лихо ухаживать и принимать в ответ подарки можно и без любви.Ради интереса. Сейчас все будет по - другому
Helechka, конечно, можно.Тащи фотку.